Кочевые столбы

Александр Морсин

Их разыскивает томская милиция. Причём всех. Но не одновременно, а поэтапно: сначала ищут сильно нагадивших, затем слегка провинившихся и уже в последнюю очередь просто обнаглевших. Искать их, по чести сказать, есть за что. Дня не пройдёт, а они то телефон скоммуниздят, то пакость наркотическую провернут, то нелегально нашим общероссийским воздухом подышат. Криминал налицо. И даже на лице. А кто чего другого ждал… Они ж цыгане.

Вот и я не ждал. Причём, по-моему, с детства. Уже тогда мне вполне серьёзно и в тоже время доступно указали на их низменный статус, на их отрицательную деятельность. Что, где, когда — я тогда не спросил, видимо, причины наличия у взрослых таких убеждений меня не волновали. Так я и жил, впитывая росу утренних сводок, из которых иногда вываливались характерные смуглые тётки в халатах и серьгах. Кстати, цыгане — это в основном «тётки». Странно накрашенные, быстро говорящие и жестикулирующие Афродиты из пены и табака. Я всегда задавался вопросами: где они все живут? Кто их содержит? Зачем они к нам приехали?

Первый раз я встретился с ними, наверное, на вокзале и сразу понял, что им всем плохо. При этом вместо жалости, у меня тут же появилось отвращение, брезгливость и даже какая-то удовлетворённость — неспроста у них всё так скверно, так им и надо.

Их отношение к России и к русским — тоже вопрос. Хотя нет. Лукавлю. Бесспорно плохое. Откуда взяться хорошему… Того, что им подают проходящие мимо, и направление, на которое им указывают не подавшие, вряд ли предел мечтаний голодной и оборванной цыганки.

Как писал Жванецкий — «так и ношу…». Эти люди, застолбившие понятия «кочевники» и «табор», лично мне ничего плохого ни разу не сделали, — а я к ним все равно отношусь с настороженностью. Почему? Профессиональные манипуляции и умелая национальная политика государства — это всё же смесь кипучая и, если она попадает на не обсохшее на губах молоко, молоко сворачивается. Вот оно и свернулось. А цыгане развернулись. По всей стране.

Несколько недель прошлого лета я провёл не в Томске. Как-то раз я втолкнув себя в автобусного типа транспорт и равномерно перемещаясь по городу из пункта А в нужный мне пункт Б, сосредоточенно смотрел в окно. Находясь в обозримой близости от остановки «Кинотеатр „Россия“», кондукторша протяжно завыла: «„Россия“ на выход есть?». Не услышав ни одного отклика, она повторила: «„Россия“ есть?». «Нет»,— выкрикнула женщина из глубины сжавшейся толпы, я тотчас обернулся. Женщина оказалась цыганкой средних лет с пустым взглядом.

Я думаю, о России она хотела сказать намного больше, но триада классицизма подвела. Ни время, ни место, ни действие в помощники тут не запишешь, так что в данных условиях, что могла, то и выдала. Ведь как говорил английский поэт и моралист Бил Лайн: «Не можешь сказать — сигнализируй».

Ничи мэ тутэр на мангава*

Анна Лян

В трагическом произведении «Собор Парижской Богоматери» о духовном поиске людей Средневековья описывается судьба нескольких героев — совершенно разных представителей человеческих характеров. Для массового сознания самой примечательной фигурой навсегда останется не писатель Пьер Гренгуар, не сомневающийся Клод Фролло и даже не несчастный Квазимодо. Центральным образом, связующим звеном в системе персонажей, является пластичная красавица Эсмеральда, представленная в описании у Гюго как девица цыганской крови, со всеми горестями несущая на себе бремя этого «звания». И даже тот факт, что не была она по происхождения цыганкой, особой роли не играет. Душой и воспитанием девушка являлась представительницей той самой свободолюбивой нации. Плюс колоритная внешность, присущая этим людям, и романтический образ готов: смуглая кожа, изумрудный взгляд, гибкость и нежность движений…

Для отечественного зрителя не менее привлекателен образ героини советской мелодрамы «Табор уходит в небо». Беда молодой цыганки, как и у «дочки» Гюго, напрямую вытекает из её ментальности, образа мыслей и жизни — цыганских.

К сожалению, современные цыгане не изображаются так же красиво, возвышенно и вдохновенно. В условиях 90-х в России и СНГ укрепилось понятие: они — криминальные личности. Небезосновательно. В томских колониях отбывают заслуженные сроки лишения свободы сотни цыган: причём, как мужчин, так и женщин.

Не зря у томичей при слове «цыгане» рождаются мрачноватые ассоциации: «гипноз», «наркотики», «воровство», «мошенничество». На Центральном рынке они «толкают» вам сотовые телефоны по дешёвке (естественно, краденные), возле Университетской рощи выставляют напоказ голодных грудных младенцев — чтобы разжалобить и выклянчить милостыню. Младенцы подрастают и превращаются в грубых невоспитанных цыганят, которые слов «спасибо» и «пожалуйста» не знают, только «дай»… Но это только одни цыгане. Есть ведь и другие. И они живут в Томске! Спокойно работают и учатся, общаясь своим кланом в рамках цыганской диаспоры.

Никто из нас не вспомнит при слове «цыгане» про «романсы», «страсть», «жертвенность», «культуру». А последнее они холят и лелеют, считая основным преимуществом перед преобладающей расой в стране, что, несомненно, достойно своего уважения.

И вправду, цыганская девушка никогда не наденет брюки и не острижёт шикарную косу. Внутри табора царит безоговорочное подчинение старшим, забота о младших, сильны моральные принципы и традиции, передающиеся веками.

Русские женщины, выходя замуж за цыган (что, нет-нет, да встречается теперь) становятся частичкой табора — отдельного мирка в большом мире. Из русской женщины получится цыганка. Из цыганки русская — вряд ли. Ибо первые с лёгкостью перенимают новые веяния Запада вслед за всей страной, растрачивая при этом своё, истинное. Вторые — на своём стоят железобетонно. Не нуждаясь в новом, может быть, актуальном. Но — чужом…

И если задуматься — случись что —– чья культура выживет?.. Вопрос риторический. Конечно — их.

* - ни о чём я тебя не прошу (с цыган.)